Воронеж
И если у вас есть команда, которая готова стать редакционной группой в вашем городе —
Пишите нам
Арт-курс продолжает освещать самые актуальные тенденции современного искусства в городе. Сегодня главным героем рубрики стал художник Сергей Ряполов. Активно взаимодействуя с представителями воронежского, московского и украинского арт-бомонда, Сергей занимается публицистикой, философией, изучением экспериментальной музыки и современным искусством. Downtown побеседовал с Сергеем об отечественном авангарде, принципиальном ограничении в творчестве и обязательном характере современного искусства.
На мой взгляд, современное искусство в той форме, в которой мы знаем его сегодня, доживает свои последние дни. В нем появилось очень много правил, носящих не столько рекомендательный, сколько обязательный характер. Но история культуры с необходимостью указывает на то, что появление в том или ином направлении искусства жестких и обязательных канонов всегда свидетельствует об исчерпанности этого направления.
Современное искусство сегодня оказывается как бы между молотом и наковальней: с одной стороны все большую популярность вновь обретает реализм, а с другой стороны возникло очень мощное направление искусства, которое обращается к архаичным формам культуры, древним, глубинным пластам сознания и сакральным смыслам в искусстве. В этом направлении уже работают как представители экспериментального искусства, например, даже некоторые воронежские современные художники, так и представители того направления, которое принято называть «массовой культурой». Я не хочу сказать, что до этого не было художников, обращавшихся к первобытному искусству, древним формам культуры, но сегодня эта тенденция приобретает огромные масштабы: от стерилизованной ворожбы в поп-культуре до шаманских практик современных художников. Было бы интересно посмотреть, как это направление могло бы взаимодействовать с реализмом, возможно, это дало бы совершенно непредсказуемый результат.
Не так давно в Москве прошел международный фестиваль современного искусства, в котором принимали участие исключительно молодые художники из разных стран мира. Курировать это событие был приглашен специалист из Германии, который в интервью одному телеканалу на вопрос о перспективах развития российского искусства сказал, что здесь процесс осложняется тем, что художники сами вынуждены бегать за кураторами, а должно быть наоборот.
Иногда понимаешь принципиальную ограниченность современного искусства. Евгений Мещеряков как-то сказал, что то, как человек после работы идет домой, может быть, важней, чем все современное искусство. И тогда начинается поиск новых форм не только выражения определенных смыслов, но и существования самого искусства. Так мы неоднократно предпринимали поиск адекватной среды для использования в качестве выставочного пространства: от соснового леса до заброшенной электростанции.
«Здесь процесс осложняется тем, что художники сами вынуждены бегать за кураторами, а должно быть наоборот».
На меня как на художника в первую очередь повлияло искусство русского авангарда. Если я узнаю, что где-то открылась новая выставка русских авангардистов, то после этого я не могу спокойно спать, пока её не увижу. Так, например, в ноябре прошлого года я специально ездил в Москву, чтобы посмотреть привезенные из Германии работы Василия Кандинского.
На меня сейчас огромное влияние оказывает русская философская традиция. В моих работах можно увидеть как прямое воздействие философии русского космизма, теории искусства Казимира Малевича, так и отголоски софиологии, литературно-философского творчества Льва Николаевича Толстого, искусства Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой и Велимира Хлебникова.
В мае 2011 года я участвовал в Москве в выставке, проходившей в трамвайном депо. В ней приняло участие более полусотни различных художников, причем никакого отбора организаторами не проводилось. Это, безусловно, крайность. Но бывает, организаторы предъявляют слишком жесткие требования к художникам, что тоже неправильно. Художник на то и художник, чтобы ориентироваться в своем творчестве в первую очередь на собственную честность перед культурой, а уж потом на требования бюрократии от искусства.
Так получается, что на протяжении уже нескольких лет в начале ноября я обязательно бываю в Москве. Осенняя Москва вызывает во мне совершенно особенные чувства. В московском же метрополитене для меня соединилось сразу несколько факторов: с одной стороны центральные станции метро как произведения искусства вызывают во мне не меньший интерес, чем выставка работ любого хорошего художника, а с другой стороны, мой интерес к шуму вообще и к шумам по отдельности с неизбежность приводит меня в московскую подземку. Этой теме посвящено несколько моих работ, в том числе и «Шумы московского метрополитена №1» .
Работа «Пашня» появилась как результат попытки осмыслить характерное для русской культуры сакральное отношение к земле, которая в одно и тоже время в глазах русского человека предстает и как мать, дающая жизнь, как символ рождения и плодородия, и как последняя заступница, и как последнее прибежище после смерти.
Эта работа появилась под влиянием идей Николая Федорова и вообще всей традиции философии русского космизма в лице Циолковского, Вернадского, Платонова, русских авангардистов, современных продолжателей федоровской философии. В некотором роде, эту работу можно назвать моим манифестом, по крайней мере, на данный момент. Именно в этом направлении мысли мне бы хотелось в ближайшее время продолжать двигаться дальше.
Поздней осенью 2009 года мною в соавторстве была создана работа под названием «Кальмар (черновик)», которая, к сожалению, не сохранилась. Как в том, так и в этом случае изображение не адресует непосредственно к обитателю морей, давшему название работе. Скорее, это некая попытка разобраться в определенных формах организации жизни, которые мне всегда казались и как художнику, и как просто человеку весьма интересными. «Кальмар»– это необязательно кальмар, это некая форма, даже, вероятнее, структура, которая может присутствовать в чем угодно.