Воронеж
И если у вас есть команда, которая готова стать редакционной группой в вашем городе —
Пишите нам
Макс Фрай давно выбыл из списка моих любимых писателей, но один из созданных им образов вспоминается до сих пор: «изнанка» города — его магическая сторона, скрытая от обычных людей. «Изнанка» есть у любого города, и везде найдутся люди, желающие заглянуть за неё: прогуляться там, где другие не ходят, увидеть то, чего другие никогда не увидят. Если честно, мне давно хотелось познакомиться с людьми, свободно гуляющими по изнанке нашего города — диггерами и промзонщиками.
Американизм «диггер», как ни странно, — русского происхождения. Придумал его известный московский диггер Михайлов. Русским же принадлежит авторство другого термина — спелестологи: это исследователи искусственных подземных сооружений, как правило, находящихся за городом (каменоломни, катакомбы и т.п.).
За границей исследователей подземелий называют по-разному. В США — urban explorers (городские исследователи), во Франции — cataphile (любители катакомб).
Диггеров в чистом виде в Воронеже едва ли можно найти. Воронежская «подземля» — всё-таки не московское метро. Недостаток подземных объектов у нас компенсируется так называемой «промзоной» (закрытые или действующие промышленные предприятия) и заброшенными военными частями.
Спелестолог, промзонщик, 28 лет (прочие данные не раскрываются из соображений анонимности).
Спелестологи в каноническом варианте, придуманном «папой» спелестологии Командором (сам термин появился в 80-е), — это люди, которые отдыхают в подземле. Это те, кто неспешно пьёт «клюкву» в своем гротике и попутно копает что-нибудь новое (вход в бункер, убежище и т.д. — прим. авт.). Водятся спелестологи в основном за городом, в заброшенных каменоломнях, а диггеры — городские исследователи, они по метро и подземным речкам бегают.
Историческая подземля по области хорошо представлена в Калаче, Шатрище. А в Воронеже её почти не осталось, только разграбленные дзоты второй мировой. Под «Домом пионеров» неплохой обкомовский бункер, но он давно закрыт: навалили зачем-то песка, хотя, казалось бы, что там скрывать?
Камеры, охрана, а в кустах — вентшахта. Вскрыли, верёвку навесили, а из-под земли в любой цех попасть можно.
Хотя бывает и наоборот. Помню, залезли мы к местным воякам: посидели, песни поорали — никто не вышел, хотя часть действующая, секретная. Довелось нам с товарищем навестить один заводик. Замечательное предприятие: камеры, охрана, а в кустах — вентшахта. Вскрыли, верёвку навесили, а из-под земли в любой цех попасть можно. Зашло нас четверо — жуть какая толпа. А вентшахта, кстати, долго оставалась незаделанной, хотя фотографии были опубликованы.
Из природных достопримечательностей есть подземная речка: не такая шикарная, как московская Неглинка, но тоже ничего. Ходили мы как-то раз по Песчаному Логу: у общежития на 9 Января залезли, к утру вышли за Транспортную в сторону СХИ. Вылезаем: утро, кусты какие-то, навстречу нам — мужичок пьяненький. Увидел нас — в химзащите, противогазах, с фонарями — и резко сменил курс. Дальше, кстати, речка заворачивает под «ликёрку».
С новичками без подзатыльников никуда, особенно если на режимный объект идёшь.
Про меня говорят, что я журналюгу убил и закопал где-то.
Вахтовую охрану, в принципе, пройти нетрудно. Единственная сложность — «заползновение»: от первой колючки до недостроенного корпуса — метров 150–200. Ползком это часа два, потому что ползти надо так, чтобы собачки не услышали. Если всё же услышали, ноги в руки, махнуть через колючку, оставляя на ней клоки одежды, и — в лес. Но это редкость. Охрана там достаточно ленивая, территорию редко обходит. Даже на собак иногда не высовывается.
На самом деле на тот же КБХА попасть и то проще. У нас же страна «односторонних заборов»: если зайти с леса, то всё нормально. Когда последний раз был, ворота там были открыты; на территорию зашёл в рабочей одежде — и всё, уже свой, ходи не хочу.
Легенды ходят в основном по форумам. Вот про меня говорят, что я журналюгу убил и закопал где-то; спецслужбы за мной охотятся. А из городских легенд ничего нет: диггерство у нас не так востребованно, как в Москве.
В московской подземле нет опасных зверей, кроме рабочих. Если догонят, сдадут куда следует: сначала в линейный отдел, потом к ФСБ-шникам, возьмут подписку, штраф выпишут за административное нарушение. В общем, проще на месте расплатиться.
В Москве чаще натыкаешься на других отдыхающих. Раньше под МГУ даже барчик был, «П-2», — туда народ ходил пьянствовать. Но после шумных посиделок его закрыли.
Что делать под землёй? Уйти на сутки-двое, посидеть, отдохнуть, пофотографировать. В Калаче, например, только километр пещер, но чтобы сделать кадров 30–40, придётся 6 часов бегать: пока штатив раскорячишь, пока выдержку подберёшь, пока народ с фонарями расставишь.
Забавно снимать на режимных объектах спящих сторожей. Естественно, без вспышки, на долгих выдержках.
Если повезёт, можно утащить что-нибудь полезное: химзащиту, дозиметры, фильтры. Но это сейчас редкость: в основном всё распродали. Больше всего хабара в свежезаброшенных частях. В 2007 году часть возле ВАСТа загнулась. Я года два ждал, пока снимут последнего охранника. Как только сняли, сразу сходили, взяли всё, что нужно. А через месяц туда приехали цветметчики. После ухода военных база прожила где-то полгода.
На военных объектах стреляют. В пещерах — завалы. В подземке — кабели голые, трубы ржавые на голову падают. В наземке бьют больно и собаки злые. Можно помереть, даже не догадавшись, от чего: химия валяется свободно.
Диггерство, промзона, спелестология — всё это тот ещё экстрим.