Воронеж
И если у вас есть команда, которая готова стать редакционной группой в вашем городе —
Пишите нам
В сегодняшнем материале воронежский художник рассказывает о своих путешествиях на ТЭЦ в детстве, о самых тихих улицах Левого берега и о городском месте, где по ночам можно играть в настольные игры и устраивать денс-баттлы.
Художник
Три звуковых фона были рамкой для детства. Гул реактивных двигателей на испытательном стенде авиазавода, ночной перелай собак в частном секторе под окнами и плотный гул лягушек на заболоченной территории вдоль водохранилища — в начале лета это были жерлянки, а потом прудовые лягушки. Сейчас этих звуков нет. Разве что двигатели запускают, но очень редко. Раньше — постоянно, целыми днями.
Одно из самых увлекательных воспоминаний — это путешествие на территорию ТЭЦ-1, чтобы в заброшенных отстойниках ловить планктон для аквариумных рыб. Надо было пролезть через дыру в заборе, пройти вдоль водохранилища — там у ТЭЦ было рыбоводное хозяйство и очень злые собаки, охраняющие его. Когда идёшь рядом с основным зданием, чувствуешь, как дрожит земля. Турбины гудят очень громко, уши закладывает. Чуть дальше была полуразвалившаяся небольшая градирня, а около неё открытые бетонные бассейны. В них была отборная, чистейшая дафния. Назад иногда можно было пройти через главный выход прямо у самой ТЭЦ. А ещё было несколько трёхэтажных жилых домов с людьми внутри. Сложно представить, как они там жили.
Я не очень люблю городские заведения. Там шумно, невкусно, не величественно, много незнакомых людей. С друзьями мы долгие годы встречались в секретном месте «Золотой павильон» — про него и была одноимённая выставка Ивана Горшкова. А теперь у нас появился ВЦСИ — смесь неуловимого волшебства и скучных мутных задач. Здесь можно проводить чемпионаты по Heroes of might and magic или устраивать данс-баттлы прямо там. Глубокой ночью, когда никто не видит.
Моя любимая улица — Героев Стратосферы. Здесь живут одни старики, поэтому по ночам — абсолютная тишина. Кристально чётко слышны объявления со станции «Придача».
Самые интересные для меня места — полупустые, полуосвоенные. Например, район вокруг «Максимира» — пустыри, промышленные здания с магазинами диванов, железная дорога, завод Тельмана, панельные многоэтажки, кладбище. Замечательная смесь, которую очень интересно разглядывать. Машмет тоже хороший — дикий запад с салунами, ковбоями и пикниками местных жителей на краю строительного котлована. Моя любимая улица — Героев Стратосферы. Очень пустая, с разваливающимися элитными сталинками для инженеров авиазавода. Улица тупиковая, живут там одни старики, поэтому по ночам — абсолютная тишина, машин нет. Кристально чётко слышны объявления со станции «Придача».
Обычно я читаю тексты по культуре, искусству, cultural studies, истории, философии. Античные тексты или книжки про природу. Для развлечения — биографии из ЖЗЛ, но от них адская хмурость наступает. Сейчас читаю «Общество общества» Лумана — это теория всего, поняв которую, можно сделаться властелином вселенной. Все книги обычно покупаются в интернет-магазинах и Москве. В Воронеже это происходит раз в год — на книжной ярмарке Платоновского фестиваля. В этом году 20 изданий принесли оттуда.
В Воронеже не хватает двух вещей. Первая — это гигантская барахолка, как была на платформе Марк, а сейчас есть на Новоподрезково. Это такое веселье! А ещё у нас нет и никогда уже не будет больших древних естественнонаучных музеев. Как зоологический или геологический около Манежной площади. В них можно проводить дни напролёт. Новые музеи никуда не годятся.
Воронеж идеален. Это сочетание дискомфорта, смыслового хаоса и обескураживающей визуальной энтропии. В таком окружении не забалуешь.
Воронеж сейчас сильно меняется, и это очень, очень печально. Его пытаются сделать «современным, динамичным» городом. А теперь ещё и урбанисты-самоучки повыскакивали. Надеюсь, все эти затеи провалятся. Воронеж останется хотя бы под внешним слоем таким, каким он был всегда — спящим в болотной жиже морщинистым чудовищем. Тяжело отрефлексировать, как повлиял на меня Воронеж. Я сильно чувствую место, «вброшенность». Что повлияло совершенно конкретно — это смесь индустрий, спальных районов и частного сектора на левом берегу. Люди, машины, животные, живущие вместе, переплетающиеся в общей системе — это то, что стало темой моих работ.
Я почти всю время жил на Левом берегу, в десятке разных мест от Отрожки до Машмета. Перерыв на жизнь в других районах и Москву составил всего года три-четыре. Сейчас я живу вообще прямо в том месте, где лазил по деревьям в детстве. Здесь каждый двор, куст, яма — с историей. Район идеальный: тут есть маленькие домики и большие, заросшая камышами ривьера и авиазавод, и вишни цветут. Всё то же, что прекрасно и во всём Воронеже — сочетание дискомфорта, смыслового хаоса и обескураживающей визуальной энтропии. В таком окружении не забалуешь.
Чтобы чувствовать себя настоящим воронежцем, нужно ходить в маленькие продуктовые магазинчики во дворе. Придерживаться сепаратистских настроений и концепции регионального дендизма. Не ездить в Венецию и называть Воронеж городом любви.