Гости города: Легендарный иллюстратор Вальдемар Казак и его вьетнамская белка

Теоретическая часть, в избытке сопровождавшаяся наглядным материалом, плавно перетекла в демонстрацию и обсуждение работ самого художника. Любовь к русалкам, художественная гадость ко Дню Святого Валентина, истинная американская мечта — в основном Вальдемара привлекают сюжетные иллюстрации.

На вопрос «Что вам нарисовать» из зала вылетело: «Белку!» Белка получилась со своей оригинальной историей — наглядная демонстрация идеи об успешной иллюстрации. Русский национальный грызун в конусовидной вьетнамской шляпе меланхолично играл на гармошке, собирая в шляпу орехи от добрых людей. В процессе работы над картинкой Вальдемар заменил шляпу на каску американского пехотинца, а белке добавил перевязь с автоматом. Вот так в воображении художника трансформировался персонаж из пушкинской сказки — времена уже не те!

Вопросы, кстати, такому интересному человеку задавали довольно вяло. А из того, что спрашивали, сложилось такое впечатление, что самая больная проблема у художников — тайм-менеджмент. Когда Казак вместо сногсшибательного секрета скромно рассказал, что соблюдает распорядок дня, рано ложится, рано встаёт и всё сдаёт в срок, кто-то даже разочарованно вздохнул.

Из личной беседы мы узнали, что Вальдемар не любит знакомиться с людьми, работами которых восхищается, всё рисует сначала карандашом и больше всего не любит обман.

«В детстве у меня не было никаких предпосылок к рисованию — я совершенно не умел этого делать. Но однажды я ударился головой об качели, получил очень сильную травму и почти на год лишился зрения на один глаз. После этого у меня вдруг открылись способности к изобразительному творчеству. Впоследствии я много раз получал травмы — падал с велосипеда, например, — но ничего подобного не происходило».

«Главное для меня в работе над иллюстрацией — чтобы она была «моей». Я могу испытывать влияние других художников, интересоваться различными тенденциями в искусстве, но внутри меня постоянно должна находиться моя суть — некий каркас, который может принимать веяния, но не прогибаться под ними».

«Хотя я и работаю в основном на компьютере, но стараюсь каждую иллюстрацию сделать максимально живой. Чаще всего рисую основу карандашом, затем сканирую наборосок и уже после этого приступаю к работе в специальных программах. Я даже оставляю карандашные линии в конечном итоге — многие говорят, что это выглядит неаккуратно, но я считаю, что подобная методика как раз и придаёт то ощущение натуральности, которого подчас так не хватает компьютерным иллюстрациям. Этот приём работает на атмосферу — я не могу допустить, чтобы мои работы были синтетически-пластмассовыми. Они должны быть естественными».

«Мне очень нравились работы одного художника. Но когда я познакомился с ним лично, то был разочарован: он оказался совершенно иным человеком, нежели тот, которого я себе представлял, глядя на его работы. Не могу сказать, что он плохой, просто его личность совершенно не вязалась с образом, порожденным его картинами. С тех пор я не могу спокойно смотреть на то, что он делает: постоянно ловлю себя на этом противоречии. И когда мне предложили познакомиться с моим любимым графиком Отто Шмидтом, я был несколько взволнован: опасался повторения этой ситуации. К счастью, Отто оказался не слишком разговорчивым, и его образ в моих глазах не пострадал, но вообще я считаю, что с людьми, чьё творчество ты очень любишь, лучше не сближаться».

«Не могу согласиться с утверждением, будто картина как форма вымирает. Конечно, сейчас всё переходит в цифровой формат, и любой физический носитель, будь то книга, компакт-диск или изображение в рамке, переживают, мягко скажем, не лучшие времена. Но картина уже заняла свою нишу — нишу классического произведения — и будет сохранять её всегда».

«Один из моих главных творческих приниципов — никогда не делать работу «на скорую руку». То есть если меня просят сделать иллюстрацию «до завтра», то я, как правило, отказываюсь. Не каждый заказчик такое вытерпит — всем хочется получить результат как можно быстрее, однако ощущение удовлетворённости от проделанной работы компенсирует количество желающих работать со мной. Я не скажу, что таких людей мало — просто их могло бы быть в разы больше, работай я быстро, не прилагая особого старания. Но когда натыкаешься в Интернете на свои иллюстрации, сделанные «ко времени», то испытываешь такие неприятные ощущения от сырой работы, что продолжать такую практику пропадает всякое желание».

«Мне очень сложно простить людям обман. Это отголоски воспитания, но больше всего я ценю в людях честность — перед собой и перед окружающими. Если я невольно кого-то обманываю — например, говорю, что выполню заказ к завтрашнему дню, и не успеваю — я обязательно звоню, извиняюсь и как-то компенсирую свою невольную ложь. Поэтому мне очень тяжело восстановить отношения с людьми, которые меня обманули».

«Творчество я однозначно ставлю выше материальной выгоды. Это, конечно, бывает сложно, особенно когда у тебя семья, — приходится идти на компромиссы и не всегда творить только так, как хочется, но я должен быть в любом случае доволен тем, что сделал».

Текст © Евгения Васнёва, Сергей Хуторной.

Фото © Константин Чудинов, Максим Дворцов.