И если у вас есть команда, которая готова стать редакционной группой в вашем городе —
Пишите намСпектакль польского театра «Песнь о матери и отчизне», как и все новое и экспериментальное в театре, вызвал у воронежских зрителей противоречивую реакцию: от восторгов до полного «ачтоэтобыло?».
Главная героиня спектакля — женщина, пережившая заключение в лагере смерти лишь для того, чтобы оказаться в новом пожизненном плену материнства. Она угнетает собственную дочь, и та постепенно превращается в чудовище. Партии матери и дочери расписаны на 5 актрис и 1 актера в женском амплуа, хором повествующих о тяжелой женской доле.
В сети накопилось немало критических отзывов о спектакле и новом театре, нам же стало интересно услышать об этом от создателя «Песни», режиссера Яна Кляты.
Ян Клята — польский режиссер, в данный момент работает с Театром Польским из Вроцлава. Первую награду получил в 12 лет за пьесу «Зеленый слон», присланную на вроцлавский конкурс драмы. Повзрослевший Клята пришел в театр личностью маргинальной, критики называли его «возмутителем спокойствия» и принимать отказывались. Впрочем, умение возмущать принесло ему, в конечном счете, успех. В Польше Клята считается одним из лучших режиссеров своего поколения, на его счету множество театральных наград, его постановкам рады в Европе.
Спорная для воронежцев «Песнь о матери о отчизне» получила приз за лучшую режиссуру XVII Национального конкурса постановки современной польской пьесы и международного фестиваля «Божественная комедия» в Кракове (2011), Гран-при фестиваля современной пьесы в Забже «Запечатленная реальность» и Гран-при LI фестиваля актерского мастерства «Театральные встречи в Калише» (2011).
Когда я впервые прочитал Платонова, я и не подозревал, что поставлю свой спектакль на его родине
То, что мы сыграли эту пьесу в России, для меня очень важно. В возрасте 17-18 лет, когда я впервые прочитал Платонова, я и не подозревал, что поставлю свой спектакль на его родине.
То, что было сыграно, соответствует тому, что написано. Мы хотели воплотить эпичность, первобытность произведения в камерном пространстве сцены. В тексте есть отсылки к древним мифам и одновременно к штампам масскульта, включая Фродо, сержанта Рипли и Лару Крофт. Мы искали драматургические средства, которые достойным образом отразят литературную многогранность «Песни».
Каждое произведение искусства должно воздействовать на политику, быть политичным. Театр — это общность зрителей и актеров, это совместное творчество. Мы встречаемся в искусстве, это лучше и эффективнее встреч наших политиков. Они стремятся организовать свой политический театр, но и у русских, и у польских это получается плохо. Хуже, чем у нас.
Провинция — это не Вроцлав (прим. авт. - четвертый по величине город Польши с населением около 630 тыс. человек), это Варшава, так говорят у нас. По крайней мере, в театральной жизни. Провинция — это граница не на карте, а в голове. В российском театре те же признаки. В Сибири, например, очень сильный театр. И хотел бы вас вообще предостеречь от слова «провинция». В сегодняшнем мире центра нет.
Самый страшный миф — об избранности какой-либо нации, ее превосходстве над другими. И это не обязательно народ, это может быть общность. В нашей пьесе речь идет о матери, которая использует подобные представления в борьбе с собственной дочерью. Дочь мы намеренно изобразили как крепостную своей матери, с параллелью с невольниками на американских плантациях.
Второй по опасности миф — о справедливой руке рынка, что капитализм якобы все правильно и справедливо регулирует. Он причинил страшный вред польской театральной жизни. В Польше цензура не политическая, а экономическая, но она не менее пагубна для искусства.
Каждый раз, попадая в Россию, я убеждаюсь, что понять ее можно, только живя в ней. Мы, поляки, знаем лишь миф о России. Вчера за вином в этих стенах я смотрел на красивых девушек и думал, кто их матери, какова их родина. Я бы хотел, чтобы кто-то из российских режиссеров исследовал эту тему, как мы в своем спектакле.
Фотографии предоставлены пресс-службой «Платоновского фестиваля».