Жизнь

Воскресное чтиво: «Лучший друг», Айзек Азимов

Воскресное чтиво: «Лучший друг», Айзек Азимов
Неважно, кто наш друг. Главное, что он друг!
— Где Джимми, дорогая? — спросил мистер Андерсон.
— На кратере, — ответила миссис Андерсон. — Ничего не может случиться, с ним вместе Робачонка. А… эту уже доставили?
— Да. Она ещё в космопорте, проходит обследование. Честно говоря, мне самому не терпится её увидеть. Ведь с тех пор как пятнадцать лет назад улетел с Земли, я не видел ни одной. Кино не в счёт.
— Джимми не видел ни одной вообще, — сказала миссис Андерсон.
— Потому что он родился на Луне и бывать на Земле не может. Почему я её сюда и выписал. Мне кажется, она будет первая на Луне.
— Уж очень она дорого стоила, — заметила миссис Андерсон с лёгким вздохом.
— Робачонка тоже обходится нам недёшево, — сказал мистер Андерсон.

Джимми и в самом деле сейчас был на кратере. По земным меркам, для десятилетнего он был слишком худым и высоким. Руки и ноги у него были длинные и гибкие, но в скафандре он выглядел шире и коренастей. Так или иначе, к лунной гравитации он был адаптирован много больше любого человека, родившегося на Земле. Когда, сгибая и распрямляя ноги, Джимми начинал прыгать, как кенгуру, отец и мечтать не мог о том, чтобы его догнать.
 
Наружный склон кратера был здесь обращён на юг, и Земля, стоявшая низко в южном небе (так бывает всегда, если посмотреть из Лунного Города), была сейчас почти полной и ярко освещала эту сторону кратера.
Склон был пологий, и, хотя весил скафандр немало, Джимми, прыгая по склону вверх, казалось, парил над поверхностью, как если бы гравитации на Луне не было вообще.
— Робачонка, пошли! — крикнул он.
 
Робачонка, слышавшая Джимми по радио, пискнула и запрыгала за ним следом.
Хотя Джимми передвигался быстрее отца, до Робачонки ему в этом смысле было далеко; правда, ей не нужен был скафандр, ног у неё было четыре, а сухожилия были из стали. Она проплыла, кувыркаясь, у Джимми над головой и опустилась ему под ноги.
— Не хвастайся, Робачонка, — сказал Джимми, — и не убегай далеко.
 
Робачонка пискнула снова, тем особенным писком, который означал «да».
 
— Ты обманщица, я тебе не верю! — крикнул Джимми.
И он взлетел ещё в одном, последнем прыжке, который перенёс его через закруглённый верхний край кратера на внутренний склон.
Земля скрылась за краем, и вокруг стало совсем темно. В этой тёплой, какой-то дружелюбной темноте исчезло всякое различие между поверхностью Луны и небом, если не считать мерцания звёзд.
 
Вообще-то Джимми не полагалось играть на внутренней, тёмной стороне стены кратера. Взрослые говорили, что это опасно, но они говорили так потому, что никогда сами там не бывали. Грунт здесь был гладкий и похрустывал под ногами, и Джимми точно знал, где лежат немногочисленные валуны.
 
К тому же, какая может быть опасность в том, чтобы бегать в темноте, если всё время около тебя Робачонка, если она все время прыгает, пищит и светится? Да она и без света всегда знает, где Джимми, у неё есть радар. С ним ничего не может стрястись, пока рядом Робачонка, пока она бросается, когда Джимми оказывается слишком близко к какому-нибудь валуну, ему под ноги, когда она прыгает на Джимми, чтобы показать, как его любит, или бегает по кругу и пищит тихо и испуганно, когда Джимми спрячется за валуном, хотя на самом деле Робачонка прекрасно знает, где он. Как-то раз Джимми лёг на грунт, как будто ему стало плохо, и тогда Робачонка включила сигнал тревоги и из Лунного Города моментально прибыли люди. Отец в тот раз сказал Джимми, что он думает о таких шутках, и больше Джимми не делал этого никогда.
 
Он как раз вспоминал об этом, когда услышал на своей радиочастоте голос отца:
— Джимми, возвращайся. Я хочу кое-что тебе сказать.
 
Джимми снял скафандр и помылся. Всегда приходится мыться после того, как побываешь снаружи. Даже Робачонку опрыскивают, но она это любит. Стоит на своих четырёх лапах, небольшое, всего в фут длиной тело, вздрагивает и слабо светится, голова маленькая, рта нет, два больших глаза за стёклами и на голове шишка — в ней мозг. Попискивает, пока мистер Андерсон не скажет: «Замолчи, Робачонка».

К тому же, какая может быть опасность в том, чтобы бегать в темноте, если всё время около тебя Робачонка, если она всё время прыгает, пищит и светится?

Сейчас мистер Андерсон улыбался.
— Джимми, у нас для тебя кое-что есть. Пока ещё в космопорте, но завтра, когда там закончат обследования, это доставят к нам. Я решил сказать тебе прямо сегодня.
— С Земли, пап?
— Собака с Земли, сынок. Живая. Щенок скотч-терьера. Первый пёс на Луне. Робачонка тебе больше не нужна. Держать их обоих мы не можем, а Робачонка перейдет теперь к какому-нибудь другому мальчику или девочке.
 
Он замолчал, ожидая, похоже, что Джимми что-нибудь скажет, но, не дождавшись, заговорил снова:
— Ты ведь знаешь, Джимми, что такое собака, настоящая. Робачонка — это металлическая имитация живой собаки, собачонка-робот. Потому она так и называется.
Джимми насупился.
— Робачонка вовсе никакая не имитация, пап. Она — моя собака.
— Не живая, Джимми. Робачонка — всего лишь игрушка из стали и проводов, в которую вставлен простой позитронный мозг. Она не настоящая.
— Она делает всё, что я захочу, пап. Она всё понимает. Значит, она настоящая.
— Нет, сынок. Робачонка — всего-навсего машина. Просто она запрограммирована вести себя так, как она себя ведёт. А вот собака, она по-настоящему живая. Когда у тебя будет собака, Робачонка больше не понадобится.
— Но ведь для собаки нужен будет скафандр, правда?
— Да, конечно. Но всё равно собака лучше, а к скафандру она привыкнет. В Городе ей скафандр не нужен. Когда собака будет здесь, ты увидишь разницу сам.
Джимми посмотрел на Робачонку, та пищала опять, очень тихо и протяжно. Джимми протянул к ней руки, и Робачонка прыг — и оказалась у него на руках.
— Ну и какая же между ними разница? — спросил Джимми.
— Это трудно объяснить, — ответил мистер Андерсон, — ты сам увидишь. Собака будет любить тебя по-настоящему. А Робачонка просто сделана так, чтобы показывать тебе, будто она тебя любит.
— Но, пап, мы же не знаем, какие настоящие чувства у собаки. Может, она только притворяется.
Мистер Андерсон нахмурился.
— Джимми, ты сам увидишь разницу, когда испытаешь любовь живого существа.
Джимми крепко прижимал Робачонку к груди. Лицо его выражало отчаянье.
— Разве важно только то, что чувствуют они? — сказал он. — А что я чувствую, разве не важно? Я люблю Робачонку, и это самое главное.
 
И маленький робот, которого ещё никогда не обнимали так крепко, запищал счастливым громким прерывистым писком.
 
2048
Дорогая редакция
29 января, 08:37

Поделиться: