Товарищ ковбой. Американский журналист National Geographic исследует мясную индустрию России

— Ваш проект называется Comrade Cowboys (Товарищи ковбои — прим. ред.). Что именно вы исследуете в ходе этого путешествия?

— Существует правительственная программа, которая позволяет американским ковбоям, которые работают там на ранчо, сотрудничать с вашими фермерами и обыкновенными деревенскими жителями и создавать здесь новые именно мясные фермы. Дело в том, что в России раньше как такового мясного животноводства не было: и мясо, и молочная продукция производились на одной ферме. А «молочное» мясо не имеет ничего общего с той самой настоящей говядиной. Сейчас в России есть попытка создать именно мясную индустрию и наладить разведение крупного рогатого скота, а для этого нужны специальное оборудование, особые породы быков и, конечно, знания. Поэтому Россия и Казахстан начали привлекать ковбоев и других специалистов из Америки, чтобы те показали, как создавать эти фермы. В том числе и об этом я пишу в рамках своего блога Comrade Cowboys.

— Какие города вы уже посетили?

— Я провел три месяца в Казахстане и еще шесть — в России. Побывал в Москве и Московской области, Брянске, Санкт-Петербурге, Астане, Алматы и небольшом городке в Алтайских горах на границе с Китаем. Но Воронеж среди них — на первом месте в моем сердце!

— Почему?

— Воронеж — это центр мясного животноводства. Во-первых, здесь прекрасный климат и очень хорошая почва — чернозем. Во-вторых, в Воронежской области было очень много колхозов в заброшенном состоянии. Когда в 2010 году началась эта программа, в России было такое количество необрабатываемой земли, что по площади она равнялась Франции. У области был огромный потенциал, и по этим причинам к вам поехали открывать первые ранчо бизнесмены из Петербурга и других городов.

Ещё один важный момент заключается в том, что ваш губернатор Алексей Гордеев, если я не ошибаюсь, раньше был министром сельского хозяйства. Именно он приглашал бизнес и планировал дальнейшие развитие отрасли в области. Похожая ситуация была и в Брянске.

— Если сравнивать воронежские фермы 5 лет назад, какими вы их увидели впервые, и сейчас, когда вернулись, как они изменились?

— Когда в 2010 году я впервые приехал в Россию как ковбой, мне казалось, что я здесь посадил какое-то семечко. И вот сейчас я смотрю, во что оно выросло, и наблюдать за этим чрезвычайно интересно.

Конечно, фермы выросли намного — собственно в этом и состоял план. Но наибольшее впечатление на меня произвело то, что каждое новое ранчо отличается от предыдущего в лучшую сторону, и фермеры учатся на ошибках друг друга. И сейчас эти фермы вырабатывают свою уникальную русскую идентичность.

— А что за ошибки были на первых этапах?

— Большинство из них касалось неправильно выбранного месторасположения пастбищ, амбаров и других сельскохозяйственных строений. Необходимо учитывать, откуда дует ветер, куда стекает вода при дождях, где скапливается грязь, а где наоборот сухо и чисто. Важно понимать, что коровы имеют определенный образ мысли. Нельзя заставить их мыслить как человека. Поэтому, разрабатывая ферму, мы должны смотреть на неё глазами коровы. Это во многом упрощает работу с животными.

— Вы ещё упомянули уникальную идентичность российских ферм. В чем их основное отличие от тех же американских?

— Когда мы приехали и стали учить россиян строить фермы западного формата, то показали нашу модель, которая работала с американской ковбойской ментальностью. Ковбои — независимые люди, которые часто любят работать самостоятельно. Обычно один человек смотрит за 250 коровами и делает абсолютно все.

В России все совсем иначе: вам нравится чувствовать себя частью команды, и это прекрасно! Управление российскими работниками должно измениться. Ты не можешь взять одного русского и отправить его следить за 250 коровами — он вернется обратно и найдет друзей. Он ничего не будет делать один! Но я вижу, что хорошие фермы собирают работников в такие команды и пользуются этими качествами как силой, что позволяет им эффективнее работать. Я общался в деревнях со многими людьми: часто для них ферма — единственная доступная работа. Поэтому чем больше людей можно нанять на работу, тем лучше.

— У меня к вам вопрос как к бывшему ковбою. Вы сказали, что на многих новых российских фермах работают именно американские ковбои. Почему? Какими особыми качествами они обладают, что их работу не могут выполнять россияне? Ведь, на первый взгляд, кажется, что ковбой — это не самая сложная профессия.

— Со стороны эта работа действительно выглядит не трудной, даже забавной. Но есть несколько вещей, которые делают её по-настоящему сложной. Во-первых, работа ковбоя связана с постоянным решением проблем, которых больше, чем деревьев в лесу, и каждая из них уникальна. Ковбой, который проработал всю жизнь на ранчо, видел каждую из этих проблем как минимум один раз и знает, как очень быстро её решить.

Во-вторых, существует много высокотехнологичных аспектов работы. Иногда приходится работать врачом и давать медикаменты, быть диетологом, заниматься питанием и разрабатывать диеты. Ковбои знают такие сложные процедуры как искусственное оплодотворение и трансфер эмбриона. Постепенно эту информацию и знания они передают российским работникам. И я уже видел у вас людей, которые стали достаточно хорошими ковбоями и могли бы даже получить работу в Америке.

— Ещё один важный вопрос, который у нас обсуждают последние несколько лет, — это импортозамещение. Как вы думаете, сможет ли Россия полностью обеспечить себя мясом?

— Этот же вопрос в 2008 году задавал Дмитрий Медведев. И мне нравится, что эта история началась гораздо раньше, чем возникли санкции, — ещё во времена, когда между Россией и Америкой были прекрасные отношения. Вы только вдумайтесь: ваша страна тратила 4 миллиарда долларов в год на импорт красного мяса. Это просто сумасшествие! Россия должна экспортировать мясо — у вас есть все природные ресурсы для этого.

В 2010 году Медведевым была подписана Доктрина продовольственной безопасности, которая предполагала постоянное увеличение импорта быков-производителей для того, чтобы создать поголовье скота уже здесь, в России. И что произошло? Индустрия действительно развивалась, но сейчас из-за санкций рост остановился.

— Санкции коснулись и ввоза скота?

— Нет, он ввозится, но в значительно меньшем количестве. Ведь дело в том, что это Россия сама себя ограничивает. Из-за того, что вы не закупаете мясо, например, в Австралии, российские фермы, которые только открылись, вынуждены производить говядину в огромном количестве, чтобы покрыть местный спрос. И делают это раньше, чем планировалось. Вместо того, чтобы продолжать увеличивать поголовье, коровы оказываются под ножом просто потому, что необходимо удовлетворить потребность в говядине.

Объясню это на примере самолета: представьте, что он взлетел, поднимался вверх, а потом остановился на одной высоте. Согласно Доктрине, к 2020 году он должен был «выйти в космос», но сейчас мы, к сожалению, вынуждены думать о том, сможет ли он удержать нынешнюю высоту.

— Мне еще хотелось бы спросить о качестве мяса. Вы можете сравнить вкус нашей и, например, американской говядины?

— Я ел в России такой же вкусный стейк, как и в Америке. Думаю, что качество мяса — это вопрос субъективный: стейк, который я люблю, отличается от стейка, который любит кто-то другой.

Вы должны понимать: вкус мяса определяется последними 3-6 месяцами выращивания быка. В России большинство крупных ферм на этой стадии заканчивают откорм скота на кукурузе, что придает мясу определенный вкус. А, например, в Аргентине предпочитают в это время пасти коров на лугах. Если взять стейки от этих двух коров, то первый — жирнее. Это хороший, здоровый жир, в котором в основном и содержится вкус. Во втором — жира меньше, но он совсем другого качества. Оба стейка вкусные, но отличаются как базилик от орегано.

В России, кроме кукурузы, откармливают, например, свеклой или семенами подсолнечника, и именно это придает говядине «российский» вкус.

— Давайте перейдем от разговора о ковбоях и быках к другой теме. Вы впервые оказались в России и Воронеже в 2010 году. Какое впечатление произвела на вас наша страна?

— Я помню, как прилетел зимой, ехал в автобусе из Москвы и смотрел на огромные, бесконечные поля, покрытые снегом, а потом проезжал через березовый лес, над которым было голубое небо всё в облаках — это было очень красиво. Но потом было очень тяжело — всю зиму я провел на ранчо и почти не видел солнца. Но когда вернулся в Россию летом, то было такое впечатление, будто кто-то просто взял и открыл занавески. Поля, Дон, холмы, прекрасные деревни — это необыкновенно красиво. Мне казалось, что я путешествую по роману Толстого. Я встречался с людьми в этих маленьких деревнях, и они рассказывали мне, как живут там 70 лет. Именно тогда я понял, какая глубокая здесь культура, заинтересовался ей, увлекся, и это все продолжается уже пять лет.

— Вы даже начали в Воронеже учить русский.

— (отвечает по-русски) Да, конечно. Хочу говорить по-русски.

— Чем он вас так заинтересовал? Всё-таки не самый популярный язык в мире.

— У меня есть блок: я не могу говорить без переводчика с людьми, с которыми работаю. Не понимаю нюансы разговора, не могу спрашивать умные, тонкие вопросы. Даже с переводчиком это совсем не то. И ещё я, конечно, мечтаю о том, чтобы читать русскую литературу в оригинале.

— А кто ваш любимый писатель?

— Андрей Платонов. Я учился в Соединенных Штатах у профессора-русиста, который является одним из немногих американских специалистов по этому писателю. Я начал изучать Платонова в 2012 году, но все-таки знаю ещё очень мало. Как писатель и журналист я был буквально шокирован его писательским гением. И также я нахожусь под огромным впечатлением от его непростой жизни. Иногда он писал без надежды, что это когда-то будет опубликовано, но всё равно продолжал. Это история человеческого духа, которая для меня придает особую ценность его работам.

— У вас не возникало желания переехать в Россию или хотя бы остаться здесь пожить на какое-то время?

— Нет. Я не живу долго в каком-то одном месте. Я жил в Штатах, Аргентине, Монголии, России, Казахстане. Я кочевник.

— Но может, есть какая-то вещь, которая могла бы вас заставить остаться в нашей стране?

— В принципе, уже все причины, по которым я мог здесь остаться, я видел. Хотя… Нет, я передумал. Беру свои слова обратно. Этой зимой я увидел кое-что, после чего понял, что мог бы «жениться» на этой стране. Ко мне приехали моя жена и дочь, которой всего два с половиной года. В каждом месте, куда бы она ни приехала, создавалось впечатление, что у неё там 1000 русских бабушек. Они следили за ней, подходили и говорили: «Надень шапочку получше», — давали конфетки. И тогда я почувствовал эту душу, душу русской семьи. Она произвела на меня очень сильное впечатление. С тех пор моя семья просто влюблена в эту страну, а маленькая дочь, когда садится в свою игрушечную машину, говорит: «Я поехала в Россию».

— Последний вопрос. Вы вспоминали о временах, когда между нашими странами были хорошие отношения. Сейчас ситуация совсем иная — люди порой просто ненавидят друг друга. У вас как у человека, который немного понял «русскую душу», есть какой-то рецепт, как сделать так, чтобы два наших народа снова стали друзьями?

— Правительство — это одна вещь, а люди — совершенно другая. Улучшение отношений между странами должно начинаться с улучшения отношений между обычными людьми. Мы обязаны быть для них (правительств) примером. И это приходит как раз от встреч, совместных ужинов, заботы о детях друг друга, мыслях о Планете, как о чем-то едином, круглом. Не как об отдельных политических платформах. Сколько лет назад все наши континенты были одной большой Пангеей? (Берёт на столе три наших телефона, складывает рядом и начинает по очереди показывать на каждый) Это — Америка, это — Россия, это — Монголия. Но всё вместе — это то, откуда мы все произошли. Я думаю, что те непозитивные примеры, которые есть сейчас, пришли… Я не знаю, откуда. Но я уверен, что мы могли бы снова «сшить» нашу международную семью вместе.

Следить за путешествием Райана Белла по России и Казахстану можно в его блоге Comrade Cowboys или в Instagram.

Редакция благодарит школу RFL Rus, Оксану Сенцову и Наталью Байрак за помощь в подготовке интервью.

Фото: Райан Белл